Без портретного сходства с Рузвельтом, Сталиным, Черчиллем достигнуть такой достоверности в проживании эпохального момента “Ялта-45” стран победительниц в войне с фашизмом, чтобы зрители поверили в подлинность исторического события, описанного шведским драматургом Лукасом СВЕНССОНОМ и реализованного в режиссерском видении Житинкина.
В двухчасовом спектакле, посвященном 75-летию Великой Победы большое значение имела власть факта, подробное его исследование без излишних постановочных кунштюков, сосредоточив все внимание на взаимоотношениях трех антиподов, преследующих свои цели в достижении выгодного для каждого из них результата. А именно: разделить побежденную Германию на пять частей после подписания пакта о капитуляции фашистской клики. Да, так, чтобы потом не возникало никаких притязаний со стороны бывших союзников.
В феврале 1945 года в период ялтинской встречи они еще были союзниками, но уже тогда в атмосфере витало напряжение, плохо скрываемое недоверие и раздражение. Главная роль в заседаниях “круглого стола с острыми углами” принадлежала Сталину, которого в отстраненной манере представлял Василий Бочкарев, слегка подчеркивая грузинский акцент вождя всех народов с неизменной трубкой в руке. Неспешная речь и преднамеренные паузы позволяли ему обдумывать следующий ход, как в шахматной партии. Откровенным он мог быть только со своим помощником Алексеем в убедительном исполнении Василия Зотова, демонстрирующем абсолютное подчинение хозяину. Только один раз, узнав о самоубийстве жены, написавшей на него донос, на самом деле ликвидированной НКВ, он решился спросить у Сталина: “Зачем?” Но Иосиф Виссарионович впрямую не ответил, лишь упомянул как бы между прочим о своей собаке во время Туруханской ссылке, охранявшей его. Когда же полиция по ее следам выследила, где он скрывается, то Кобе задушил верного друга, ставшего опасным для него. По этому давнишнему инциденту можно догадаться, насколько Сталин был беспощаден к тем, кто вольно или невольно угрожал ему. Пока же господа из капиталистического лагеря нужны ему, поэтому изображая радушного генералиссимуса в белом кителе с золотыми погонами он поднимает тост за премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля, в отличии от своих западных коллег не пошедшего на сделку с Гитлером и объявившего ему войну. Валерий Афанасьев изображает будущего лауреата Нобелевской премии по литературе человеком властным и агрессивным. Расслабиться он может только с помощью коньяка, а уж этого “лекарства” в подвалах Ливадийского дворца было предостаточно.
Сталину в трактовке Василия Бочкарева больше импонирует Франклин Рузвельт, дни жизни которого сочтены. Он умрет в инвалидной коляске в 63 года, не дожив до желанной Победы всего лишь месяц. 32-ой президент Америки, открывший второй фронт во время Великой Отечественной войны, как бы заглядывая на наперед и предугадывая возможную холодную войну, предлагает подумать о создании Организации Объединенных Наций и Сталин тут же подхватывает эту идею. Владимир Носик создает образ мудрого политика и уникального оптимиста. Всеми силами сопротивляясь близкому смертельному финалу, он не лишает себя радости, с удовольствием смотрит американские мультики, не прочь выпить рюмку мартини, а самое главное – не тратит драгоценное время на пустяки. Он так же руководствуется понятиями демократии в спорах о новом правительстве Польши, освобожденной Красной Армии, придерживаясь понятий чести. Что не совсем импонирует авторитарной системе Джугашвили. К тому же Польша всегда служила тем коридором, по которому двигались и будут двигаться завоеватели западных границ СССР. Премьер-министр Великобритании в креативном исполнении Валерия Афанасьева тоже постоянно твердит о “Дорогом доверии”, не доверяя “наследнику” Ленина и напоминая сильного быка испанской корриды, готового в любой момент сразиться с красными тореадорами- большевиками. Но как бы не выглядели политические соперники на исторической арене, они вынуждены соблюдать этикет и видимую толерантность, поскольку от их консенсуса зависит будущее всего мира.
В художественном оформлении Андрея Шарова, намекающего на сталинский ампир в архитектуре условного дворца тоже прослеживается тема власть предержащих, подчиняющая себе целые народы и континенты. Так параллельно стоящие площадки вдруг начинают с помощью плунжеров опускаться и подниматься, символизируя перманентность той же власти. Замкнутое пространство апартаментов Черчилля и Рузвельта, где наедине с собой они могут оставаться такими, какими их сотворила природа, позволяет публике составить впечатление о человеческой сущности великодержавных полпредов. Но когда они собираются большой тройкой, то каждый из них покрывается “броней” недоступности, поскольку политический театр строится на скрытом от посторонних глаз политесе.
А в это время на экране транслируются документальные кадры военной хроники, где жизнь и смерть идут рядом. Тут уж не до риторики рядовым Красной армии, вязнущих по колено в грязи, вытаскивающих на своих плечах артиллерию, машины, повозки, лошадей, все, что не может идти своим ходом и что необходимо для завоевания Берлина, до которого осталось всего-то 75 километров, идущим в бой советским солдатам с криками: “За родину, за Сталина!”. Не сумел вершитель судеб до конца оценить величие своего народа, поскольку верил только себе и в себя, что в конце концов его и погубило. И уже в 1946-ом году, как предсказывал Рузвельт, началась холодная война между СССР и Америкой, “железный занавес” опустился…
